лечение ногтевого грибка
Как говорится в энциклопедии «Западное литературоведение ХХ века» (М., 2004), « это слово пришло в европейские и русский языки из американской традиции и используется как нестрогий термин с зыбкими границами, подвергающийся постоянному переосмыслению в силу изменчивости литературной моды под воздействием различных идеологических дискурсов».Совершенно очевидно, что понятие мейнстрима, как и оппонирующие ему понятия маргинальности и альтернативности, носит конвенциальный характер, приобретая содержательный смысл лишь при взгляде на литературу как на процесс с определенными параметрами и определенным вектором движения. Мейнстрим – это, собственно, главное из того, что предоставляет читателям современная литература, или, выразимся осмотрительнее, то, что достаточно обширный круг читателей – отчасти по доброй воле, отчасти в силу традиции, под воздействием властных институций – соглашается считать главным в современной литературе. И не случайно исследователи связывают понятия «мейнстрим» и «канон», замечая, что мейнстрим можно определить как современный демократический канон текущей литературы, рассчитанный на пресловутого широкого читателя. Говоря же проще, произведения и авторы, идентифицированные с мейнстримом, входят в так называемый джентльменский набор, знакомство с которым обязательно для всякого человека, стремящегося прослыть начитанным и заботящегося о своем культурном статусе.Причем сразу же уточним, что мейнстрим, хотя он и связан с литературной модой, отнюдь не совмещается с каталогом новейших веяний, отбирая в нем лишь те явления, которые не просто вызывают читательскую любознательность, но и одобрены общественным мнением. Поэтому ни элитарная словесность, доступная лишь немногим, ни массовая, сознательно ориентированная на неквалифицированную публику, ни неукрощенная литературная мода не могут по определению квалифицироваться как мейнстрим. ногтевой грибок Ибо, – процитируем еще раз статью из энциклопедии «Западное литературоведение ХХ века», – « мейнстрим прочно связан с апологетическими и охранительными тенденциями в национальной культуре и в силу своей значительной пластичности является индикатором смены и перераспределения влияния на общественное сознание различных культурных парадигм, теорий и представлений».Другое дело, что литература мейнстрима открыта и с готовностью усваивает как открытия и находки, считавшиеся привилегией отечественной массовой или маргинальной культуры, так и технические приемы, художественные концепции и представления, пришедшие к нам из-за рубежа. В этом смысле внутреннее наполнение мейнстрима переменчиво, и сегодняшней нормой (а мейнстрим и есть воплощенная норма) может оказаться то, что наших родителей или нас самих повергало в изумление сравнительно недавно.И еще одно замечание. При всей зыбкости своих очертаний, мейнстрим – понятие целостное, претендующее на универсальность и единственность. Исключение составляет лишь советская эпоха, когда власть, средства массовой информации и пропаганды, средняя и высшая школа отводили роль мейнстрима литературе социалистического реализма, представленной, например, творчеством Георгия Маркова, Александра Чаковского, Егора Исаева, Вадима Кожевникова или Анатолия Иванова, а сколько-нибудь квалифицированные читатели однозначно связывали с мейнстримом литературу Федора Абрамова, Василия Шукшина, Юрия Трифонова, Григория Бакланова или Валентина Распутина.В целом же отечественная традиция закрепила за этим понятием качественную литературу, предлагаемую, как правило, толстыми литературными журналами. Что, естественно, вызывает негативную реакцию как у книжных критиков, соотносящих свои оценки с рейтингами продаж, так и у писателей, принадлежащих к маргинальным (пока) сферам словесности и, следовательно, не публикующихся в толстых ежемесячниках. « По нынешнему времени литературный мейнстрим являет собой типичнейшую субкультуру: субкультуру филологов‹…› Подавляющее большинство потребителей этих текстов составляют люди, которые за их чтение попросту получают зарплату – прямо или опосредованно…» – так думает Кирилл Еськов, и он ли один? На свое место в мейнстриме и, более того, на лидирующее положение в нем все настойчивее претендует и актуальная словесность, продюсируемая зарубежными славистами, переводчиками, издателями, и нарождающаяся у нас миддл-литература. « Мейнстрим, – говорит, в частности, Дмитрий Бавильский, – я понимаю как нормальную литературу для нормальных людей, занимательные истории для среднего класса. Как правило, это книги про современность, про обычную жизнь обычных людей.‹…› В западной литературе эту нишу, например, занимают Айрис Мердок или Джон Фаулз. Они не высоколобые авторы, а вполне массовые.‹…› Чем выше уровень общей культуры, тем выше уровень литературного мейнстрима».Но как бы то ни было, как бы ни перераспределилось в дальнейшем направление литературных потоков, пока нормообразующую функцию мейнстрима по-прежнему оставляют за собой традиционные журналы класса «Дружбы народов», «Звезды», «Знамени», «Москвы», «Нашего современника», «Невы», «Нового мира» и «Октября». « Прежде всего, – говорит главный редактор «Нового мира» Андрей Василевский, – это литература не коммерческая, не жанровая, не фантастика, не детектив – то, что иногда называют “серьезной литературой”. Эта “серьезная” литература тоже достаточно многообразна, но думаю, что если мы отграничим присутствующие в ней экспериментальные крайности – Владимира Сорокина, литературу круга издательства “Ad Marginem” и т. д. – то и останется “мейнстрим”. Мейнстрим в таком понимании – это и Владимир Маканин, и столь на него не похожий покойный Виктор Астафьев, и Борис Екимов, и Людмила Улицкая с ее качественной беллетристикой…»
|
