Теперь читатель уже хорошо разбирается в кельтских символах изобилия и обновления. В Ирландию вместе с Племенами богини Дану попал котел Дагды. В валлийской легенде Бран Благословенный получил его из Ирландии — и вернул его потом туда же в качестве приданого Бранвен. В таинственной поэме Талиесина котел — один из трофеев, вынесенных Артуром из Аннувина; об этом удивительном приключении нигде больше не сообщается. Согласно Талиесину, чудесный котел находится в Кайр-Педриван, в замке Пуйлла; огонь, его нагревающий, раздувают своим дыханием девять девиц, края его усыпаны жемчугом, и он не готовит пищу для труса или лжесвидетеля:173 Разве я недостоин славы, недостоин быть в песне воспетым В Кайр-Педриване, что четырежды повернулся? Первое слово из глуби котла, когда раздалось оно? Дыхание девяти дев его греет неспешно. Не котел ли это владыки Аннувина? Каков же он с виду? Бежит по краю его полоска жемчужин. Он не станет готовить для труса и клеветника. Меч, пламенеющий ярко, поднимется рядом И останется в руке Ллеминауга. Перед вратами Уферна174горел светильник. Когда мы шли с Артуром — добрая это работа, — Кроме семи, никто не возвратился из Кайр-Ведвид.175 Котел связан также и с солнцем, пусть и более косвенно; в древнейших арийско-индийских мифах солнце — золотой сосуд, струящий свет и тепло, дающий жизнь. Копье заставляет вспомнить оружие бога грома Индры — молнию, в норвежской мифологии ему соответствует молот Тора. Поиск этих предметов воплощает сюжет о том, как некий божественный герой восстанавливает правильный порядок смены времен года, нарушенный в силу определенных обстоятельств наподобие тех, что и по сей день вызывают голод и эпидемии в Индии. Итак, в валлийском «Передуре» проступают очертания исконного кельтского мифа, однако Грааль так и не появляется. Однако, судя по созданному Готье продолжению к Кретьену, Грааль фигурировал как символ изобилия в европейских, вероятно, бретонских версиях легенды. По крайней мере в одном из вариантов — в том, который Вольфрам взял за основу при создании своего «Парцифаля», — этот символ представлял собой камень. В большинстве случаев это был, однако, не камень, а котел или некий другой сосуд, наделенный привычными свойствами волшебного котла кельтских мифов. Сосуд этот определенным образом ассоциировался с окровавленным копьем. Оттолкнувшись от этих деталей, неизвестный певец в порыве вдохновения превратил древнюю повесть о мести и освобождении в колдовской роман, сразу же завладевший сердцами обитателей христианского мира. Чудесный котел преобразился в чашу евхаристии, копье же, как оказалось, причастно к преступлению более страшному, нежели убийство родича Передура.176Кельтская поэтичность, немецкий мистицизм, христианское благородство и магические представления, до сих пор бытующие в отношении некоторых каменных монументов Западной Европы, — все это в сочетании породило легенду о Граале и наделило ее удивительной притягательностью. На протяжении семисот лет литераторы, музыканты, художники обращались к ней; да и сегодня — кто осмелится утверждать, будто интерес к ней угас и башни Монсальвата растворились в дымке, из которой некогда появились?