Один запрещал провинившейся жене приближаться к алтарю, другой запрещал употреблять определенные блюда во время священных трапез, третий предписывал, какую религиозную церемонию должен совершить победитель при возвращении в город. Законы Двенадцати таблиц, хотя и более позднего происхождения, по-прежнему содержали подробные предписания относительно религиозных обрядов погребения. Труд Солона был одновременно сводом законов, установлений и уложений; в нем оговаривался порядок жертвоприношений, цена жертвенных животных, равно как и обряды бракосочетания и культа мертвых.
Цицерон в своем трактате «О законах» намечает план законодательства, который не является полностью плодом его воображения. В своем кодексе он, как по сути, так и по форме, подражает древним законодателем. 

Вот основные законы, написанные Цицероном: «К богам люди да обращаются чистыми, да проявляют они благочестие, да отказываются они от роскоши. Если кто-либо поступит иначе, его покарает само божество. Да не будет ни у кого особых богов: ни новых, ни чужеземных, кроме богов, признанных государством; частным образом да чтут богов, по обычаю унаследованных от предков. В городах люди да устраивают святилища, в сельских местностях да сохраняют они священные рощи и обиталища ларов; да соблюдают они обычаи ветви рода и предков… В дни празднеств да не будет ссор. Да проводят люди праздники, закончив работы, среди домочадцев. Поэтому да будет записано, что праздники по правилу должны приходиться на годовой круговорот. И жрецы да приносят всенародно в жертву зерна определенных злаков и притом во время жертвоприношений в определенные дни. Равным образом да сохраняют они для других дней обилие молока и молодняка и да ведут они счет во избежание утрат. Течение года да определяют жрецы, и да знают они наперед, какая жертва требуется и будет угодна тому или иному божеству». 
Римского философа, конечно, мало волновала древняя религия ларов и манов, но он писал свой кодекс по образцу древних кодексов и считал себя обязанным вставить в него правила древнего культа.
В Риме считалось, и это был общепризнанный факт, что нельзя быть хорошим понтификом, не зная законов, и, наоборот, невозможно разобраться в законах, если не разбираешься в вопросах, связанных с религией. Долгое время понтифики являлись единственными юристами. Поскольку практически все жизненные ситуации, так или иначе, имели отношение к религии, то почти все дела представлялись на суд жрецов, и они были единственными компетентными судьями в разрешении бесчисленного количества судебных разбирательств.

 Они разрешали все споры, связанные с браками, разводами, гражданскими и религиозными правами несовершеннолетних. Они судили за кровосмешение и за безбрачие. Усыновление имело прямое отношение к религии, поэтому требовалось получить согласие понтифика. Составить завещание означало нарушить тот порядок, который установила религия для наследования имущества и передачи культа, поэтому вначале завещание должно было представляться на утверждение понтифику. Границы земельных участков определялись религией, и если между соседями возникали пограничные споры, то они должны были обращаться к жрецам, так называемым fratres arvalis – арвальским братьям. 
Все это объясняет, почему одни и те же люди были и жрецами, и юристами – право и религия составляли одно целое. Юриспруденция, по определению Ульпиана, есть divinarum atque humanarum rerum notitia, justi atque injusti scientia (знание божественных и человеческих дел, наука о справедливом и несправедливом).
В Афинах архонт и царь выполняли почти такие же судебные обязанности, что и римский понтифик.
Происхождение древних законов не вызывает никаких сомнений. Не люди придумали их. Солон, Ликург, Минос, Нума записали, но не создали законы своих городов. Если мы понимаем под законодателем человека, который создает свод законов силой своего таланта и заставляет людей подчиняться этим законам, то такого законодателя у древних никогда не существовало. Решения, принятые народом, тоже не являлись источником древних законов. Мысль, что число поданных голосов может создать закон, появилась в городах довольно поздно, лишь после того, как города были преобразованы в результате двух переворотов. До того времени люди относились к законам как к чему-то древнему, неизменному, достойному почитания. Столь же древние, как сам город, они были установлены основателем города одновременно с установлением очага. Основатель ввел законы одновременно с учреждением религии. Однако нельзя сказать, что он сам придумал законы. Кто же тогда был их настоящим создателем? Когда мы говорили о создании семьи, о греческих и римских законах, устанавливавших право собственности, наследования, завещания, усыновления, то отметили, насколько точно эти законы соответствовали верованиям древних поколений. Если мы рассмотрим эти законы с точки зрения справедливости, то зачастую они входят в противоречие с ней, и становится ясно, что эти законы почерпнуты не из понятия абсолютного права и чувства справедливости. Но если соотнести эти законы с культом мертвых и культом очага, сравнить с правилами первобытной религии, то становится ясно, что они находятся в полном соответствии друг с другом.
Человеку не приходилось обращаться к своей совести и говорить: «Это справедливо, это несправедливо». Не так возникло древнее право. Человек верил, что священный очаг в силу религиозного закона переходит от отца к сыну; из этого следовало, что дом является наследственным имуществом. 

Человек, похоронивший своего отца на своем поле, верил, что дух умершего навсегда овладел этим полем и требовал вечного культа от своих потомков. Отсюда следовало, что поле – владение умершего и место жертвоприношений – становилось неотчуждаемой собственностью семьи. Религия говорила: «Сын является продолжателем культа, а не дочь», и закон, вместе с религией, постановил: «Наследует сын, дочь не наследует; наследует племянник по мужской линии, а не по женской». Вот так создавались законы; они явились сами собой, их не пришлось изыскивать. Законы были прямым, необходимым следствием верований; они были самой религией применительно к отношениям между людьми.
Древние говорили, что свои законы они получили от богов. Жители Крита приписывали свои законы не Миносу, а Юпитеру. Лакедемоняне считали, что их законодателем был не Ликург, а бог Аполлон. Римляне полагали, что Нума писал законы под диктовку одного из самых могущественных божеств древней Италии – богини Эгерии. Этруски получили свои законы от бога Тагеса. Во всех этих преданиях есть правда. Истинным законодателем древних был не человек, а религиозные верования.
Законы долгое время оставались священными. Даже в то время, когда было признано, что для создания закона достаточно воли одного человека или народного голосования, требовалось обратиться за советом к религии или, по крайней мере, получить ее согласие. В Риме единогласное голосование считалось недостаточным для принятия закона; решение народа должны были одобрить понтифики, а авгуры засвидетельствовать, что боги благосклонно относятся к предложенному закону.
Однажды, когда народные трибуны хотели добиться от собрания триб принятия нового закона, один патриций сказал им: «Какое вы имеете право создавать новый закон или править уже существующие? Вы, не проводящие ауспиций, вы, не совершающие на ваших собраниях религиозных священнодействий, что вы имеете общего с религией и священными предметами, среди которых нужно считать и законы?»
Становится ясно, с каким уважением и преданностью относились древние к своим законам. Для них законы не были творением человеческого ума, они имели божественное происхождение. И не пустой фразой были слова Платона, сказавшего, что повиноваться законам – значит повиноваться богам. Платон выражает общую для греков мысль, когда в «Критоне» выводит Сократа, готового умереть, поскольку этого от него требует закон. Еще до Сократа на Фермопильской скале было написано: «Путник, поведай спартанцам о нашей кончине: верны законам своим, здесь мы костьми полегли». У древних закон был всегда священным; во времена царей он был царем царей, во времена республики он был царем народа. Неповиновение закону считалось святотатством.
В принципе законы были неизменными, поскольку были божественными. Следует заметить, что законы никогда не отменялись. Можно было издавать новые законы, но старые продолжали действовать, как бы они ни противоречили друг другу. Ни законы Солона не отменили Драконовых законов, ни Законы Двенадцати таблиц не отменили царские законы. Камень, на котором были вырезаны законы, был неприкосновенен; самое большее, что позволяли себе наименее богобоязненные люди, так это перевернуть его обратной стороной. Этот принцип был основной причиной путаницы, которая наблюдается в древнем праве.
Древнее право вобрало в себя все законы различных эпох, и все они заслуживали уважения. В одной из судебных речей Исея фигурируют двое мужчин, оспаривающих друг у друга право на наследство; каждый из них приводит закон в свою пользу; законы полностью противоречат друг другу и оба одинаково священны. Точно так же «Законы Ману» сохраняют древний закон о праве первородства, а рядом помещают другой, требующий равного раздела имущества между братьями.
В древнем законе никогда не указывались причины, вызвавшие его появление на свет. Да и зачем? Он не был обязан отчитываться, ведь его создали боги. Закон не вступает в обсуждение – он вступает в силу; люди повинуются ему, поскольку верят в него.
На протяжении многих поколений законы не записывались; они передавались от отца к сыну вместе с верованиями и формулами молитв. Они были священным преданием, которое увековечивалось у семейного очага или очага города.
В тот день, когда законы начали записывать, их вносили в священные книги, в книги обрядов среди молитв и правил проведения церемоний. Варрон цитирует древний закон города Тускулума и добавляет, что прочел его в священных книгах этого города. Дионисий Галикарнасский, изучавший подлинные документы, говорит, что до времен децемвиров все законы находились в священных книгах. Позже законы перестали записывать в книги обрядов и стали записывать отдельно, но, по обычаю, они продолжали храниться в храме, и их хранителями были жрецы.
Эти законы, писаные и неписаные, всегда формулировались в виде кратких изречений, и по форме их можно сравнить со стихами книги Левит или со шлоками – стихами «Законов Ману». Весьма возможно, что слова закона имели ритмический размер. Согласно Аристотелю, до того времени, как законы стали записывать, их пели. Следы этого обычая сохранились в языке; римляне назвали законы carmina – стихи, а греки – песни.
Эти древние стихи оставались неизменными. Изменить в них хотя бы букву, переместить одно слово, нарушив тем самым ритм, означало уничтожить закон, уничтожить ту священную форму, в которой он явился людям. Закон был подобен молитве, которая только тогда приятна богам, когда остается неизменной, и становится нечестивой, если в ней изменено хотя бы одно слово. В древнейшем законе главным были внешняя форма, буква; нет никакого смысла искать здесь дух закона. Ценность закона не в заключенном в нем нравственном принципе, а в словах, составляющих его формулу. Сила закона в священных словах, составляющих его.
У древних, особенно в Риме, понятие закона было неразрывно связано с определенными священными словами. Если, например, нужно было заключить какой-то договор, то один должен был сказать: «Dari spondes?», а другой ответить: «Spondeo». Если эти слова не были произнесены, то считалось, что договор не заключен. Напрасно кредитор требовал уплаты долга – должник не считался должником, поскольку в древнем праве только священная формула имела силу закона. Эта формула, произнесенная двоими людьми, заключавшими договор, устанавливала между ними правовые отношения. Где не было формулы, не было и договорных обязательств.
Странные формы древнего римского судопроизводства не будут удивлять, если мы вспомним, что римское право было религией, закон – священным текстом, правосудие – собранием обрядов. Истец действует в соответствии с законом. С помощью формулы закона он одерживает верх над противником; но он должен проявлять величайшую осторожность; чтобы закон был на его стороне, он должен знать точную формулировку закона и безошибочно произнести ее. Если он перепутает порядок слов и произнесет одно слово вместо другого, то закон не сможет его защитить. Гай рассказывает такую историю. У одного человека был виноградник, который вырубил его сосед. Этот человек произнес формулу закона, но в законе говорилось о деревьях, а пострадавший произнес «виноградник» и проиграл процесс.
Однако одного точного повторения текста закона было недостаточно. Требовалось сопровождать слова жестами, которые являлись своего рода обрядом этой религиозной церемонии, называвшейся договором или судебным прецедентом. По этой причине при совершении любой продажи нужно было использовать медный слиток и весы; при покупке было необходимо дотронуться до покупаемого предмета – это так называемая mancipatio (манципация).
Если шел спор о какой-нибудь собственности, то изображался притворный бой – manum consertio129.
Отсюда появились формулы при отпущении на волю, выходе из семьи, отправлении правосудия и язык жестов, сопровождавший юридическую процедуру.
Поскольку закон являлся составной частью религии, он был облечен таинством, как и вся религия города. Формулы закона, как и религиозные формулы, хранились в секрете. Их скрывали от чужеземцев и даже от плебеев. Это делалось не потому, что патриции рассчитывали приобрести огромную власть благодаря исключительному знанию закона, а потому, что законы, по своему происхождению и природе, долгое время считались таинством, в которое нельзя было посвятить человека, не посвященного предварительно в национальный и домашний культ.
Религиозное происхождение древнего права объясняет нам одну из главных его особенностей. Религия была чисто гражданской, то есть особой для каждого города, а значит, и право могло быть только гражданским. Важно понять смысл, который древние вкладывали в это слово. Говоря о гражданском праве, они просто имели в виду, что у каждого города был свой кодекс, как в наши дни его имеет каждое государство. Кроме того, они считали, что законы каждого города имеют силу и действуют только между гражданами конкретного города. Недостаточно просто жить в городе, чтобы находиться под властью и защитой его законов; нужно быть гражданином. Закон не существовал для рабов, как и не существовал для чужеземцев.
Дальше мы узнаем, что чужеземец, поселившийся в городе, не мог ни приобретать там собственность, ни наследовать, ни составлять завещание, ни заключать договоров, ни выступать в гражданском суде. В Афинах, если чужеземец являлся кредитором гражданина, он не мог преследовать его по суду за неуплату долга, поскольку закон не признавал его договора.
Эти положения древнего права совершенно логичны. Право родилось не из идеи справедливости, а из религии и не выходило за ее рамки. Для того чтобы между двоими людьми установились правовые отношения, между ними должны были уже существовать религиозные отношения, то есть чтобы у них был культ одного и того же очага и одни и те же жертвоприношения. Если между ними не было религиозной связи, то, по-видимому, не могло быть и правовых отношений. Ни чужеземец, ни раб не принимали участия в религии города. Чужеземец и гражданин могли долгие годы жить рядом, не задумываясь об установлении правовых отношений. Право было не чем иным, как всего лишь одной из сторон религии. Раз не было общей религии, не было и общего права.