Вопрос о том, существует ли такая литература в современной России, остается открытым.Должна существовать, – говорит Алексей Варламов, напоминая по аналогии, что « скажем, католическая художественная литература, светская литература – это устоявшийся фактор. Во Франции даже есть такое направление – католическая литература: Франсуа Мориак, Жорж Бернанос – целая группа».Уже существует, – утверждают те, по чьей инициативе созданы Общество православных писателей Санкт-Петербурга, екатеринбургское епархиальное Общество православных литераторов во имя святителя Иоанна Златоуста, объединение духовной поэзии «Именем Твоим» в Москве и Подмосковье.Нет, « никакая особенная “православная проза”, на мой взгляд, современной русской литературе не нужна», – возражает Капитолина Кокшенева, а Ольга Седакова, в свою очередь, замечает: « Сам термин “православная поэзия” мне кажется очень сомнительным».Идут споры и о том, какие произведения и каких соответственно авторов следует обнимать этим понятием. Стихи и прозу священнослужителей? Благо сейчас среди них многие пишут: отец Иоанн (Экономцев) и отец Ярослав (Шипов) – прозу, иноки Стефан (Киселев), Всеволод (Филипьев), иеромонахи Василий (Росляков), Анатолий (Берестов), монах Михаил (Богачев), инокиня Наталья (Аксаментова) – стихи, а иеромонах Роман (Матюшин) так и вовсе стяжал лавры на бардовском поприще, создав особый подвид православной авторской песни. Или, может быть, речь должна идти о произведениях, тематически связанных с внутренней жизнью Церкви и ее служителей? Тогда в этот разряд попадут «Мелочи архи… прото… и просто иерейской жизни» отца Михаила (Ардова), роман «Мене, текел, фарес» и другие произведения Олеси Николаевой, «Современный патерик» Майи Кучерской, «Лавра» Елены Чижовой, проза Ларисы Ванеевой, Валерии Алфеевой – вплоть до повести Сергея Каледина «Поп и работник». Есть и третья возможность – объединить одним понятием книги, описывающие, – как сказал А. Варламов, – « свой собственный опыт прихода к вере». И тогда внимание будет обращено на прозу Владимира Крупина, Василия Дворцова, Николая Коняева, Ивана Рыжова, поэзию Зинаиды Миркиной, Александры Истогиной, Александра Зорина, Владимира Богатырева, Алексея Шорохова – опять-таки вплоть до объемистых антологий типа «Дорога к храму: Духовные стихи поэтов Прикамья» (2000) и «Собор стихов: Стихи-свидетельства о пути к Христу, написанные поэтами Кузнецкого края» (2003), где, – по словам Бориса Бурмистрова, – « настоящая поэзия соединяется с молитвой, а вернее, переходит в молитву».Впрочем, спорь не спорь, а уже само количество упомянутых (и не упомянутых) здесь имен впечатляет, и похоже, прав Владимир Бондаренко, заявляя, что « в так называемом литературном мейнстриме явно появилась христианская составляющая». И хотя у многих православных сочинителей по-прежнему, – как говорил десять лет назад Александр Архангельский, – « разрыв между высотой заявленной христианской темы и уровнем ее собственно художественного решения катастрофический», сегодня уже вряд ли кто риснет утверждать – продолжим цитату из давней статьи А. Архангельского, – что « абсолютное большинство русских сочинителей нового и новейшего времени, пытавшихся творить изнутри и в пределах “воцерковленного” религиозного опыта, терпели неудачу».Удач и в самом деле пока немного, но они появились, а вместе с ними естественным образом возникла и мода, когда, – по словам К. Кокшеневой, – « православными образами, символами и смыслами “украшают” литературу, используют как “новые эстетические средства”, при этом совершенно не беспокоясь о степени родства с первоначальными подлинными смыслами, о степени соотнесения эстетического и этического». И не случайно чуткий к новейшим поветриям В. Бондаренко в полемике с « православным литературным рапповством», « когда, – по его словам, – за границы литературы порой выводится все, что не соответствует тем или иным высоким нравственным и христианским нормам», предлагает объединяющим началом считать « православный менталитет». Тем самым в одном ряду оказываются « старообрядческий», – по квалификации критика, – роман Владимира Личутина «Раскол», « еретическая» поэма Юрия Кузнецова «Сошествие во ад», проза Сергея Есина (отличающегося « стойким христианским отношением к жизни и к искусству»), Александра Проханова, Олега Павлова, Романа Сенчина, Юрия Буйды, Михаила Елизарова и даже создательницы славянских фэнтези Марии Семеновой – все то, словом, что ему, В. Бондаренко, эстетически мило и идеологически приятно.Столь экзотическую точку зрения разделяют, разумеется, не многие. Православные фундаменталисты видят в таком подходе очередное « нашествие грязи на чистоту» (В. Крупин), а все остальные предпочли бы дефиниции более четкие. Впрочем, с дефинициями пока и в самом деле не просто. Ибо, если не принимать во внимание рассказы Валерия Воскобойникова, Дмитрия Емеца, Николая Коняева и других о православных святых и вообще так называемую душеполезную литературу, адресуемую по преимуществу детям и неквалифицированным читателям, ищущим свой путь к вере (« Такая литература всегда теряет свои художественные дары, но зато никогда не спорит ни с одной вероучительной догмой», – свидетельствует К. Кокшенева), то различительный смысл придется оставить исключительно за тематикой, а отнюдь не за поэтикой того, что сегодня называют православной светской литературой.
|
